Василий Звягинцев - Андреевское братство [= Право на смерть]

Андрей глубоко затянулся своей сигарой. Я видел, что он почему-то нервничает. Словно повествует не о событиях полуторавековой давности, а о случившемся буквально вчера и лично его касающемся.

— Разгром был полный. Остатки японского флота кое-как доползли до Сасебо, сохранившие боеспособность крейсеры ушли в Майдзуру и Нагасаки. Еще через месяц лишенная снабжения по морю сухопутная армия маршала Ойяма после разгрома под Ляояном отступила в Корею.

Мир был подписан в Шанхае, достаточно щадящий со стороны России, тут уж постарались англичане с американцами, примерно так, как и на Берлинском конгрессе в 1878 году, но все же Япония лишилась всех своих владений на материке и надолго выбыла из числа держав, с которыми принято считаться…

Новиков замолчал.

— Ну и что же из всего этого следует? Лекция и вправду познавательная, а еще? Думаешь, события могли развиваться как-то иначе? Противники были несопоставимы по силам, боевому опыту, экономическому потенциалу. Россия — шестьсот лет великая военная держава, а Япония еще за тридцать лет до этой войны пребывала в раннем феодализме и изоляции…

— Да? Ты так думаешь? Возможно, возможно. Однако Семенов считает, что к 1904 году Япония имела опыт современной победоносной войны на море с Китаем, а Россия на море серьезно не воевала ровно 50 лет, высший комсостав и армии, и флота не отвечал самым минимальным требованиям, качество кораблей, артиллерия и боевая подготовка у японцев тоже были выше.

А тут вдруг стечение трех крайне маловероятных случайностей, и все в пользу одной стороны. Итог — непредназначенная победа и возникновение химерической реальности. Случилось то, чего случиться не могло ни при каких мыслимых раскладах. Ты в преферанс играешь?

— А как же!

— Вот русским и выпал «полный преферанс», которого ни один игрок ни разу в жизни в натуре не видел. Ну а дальше процесс пошел уже лавинообразно. И мы с тобой живем сейчас в мире, вероятность существования которого ноль целых хрен десятых процента. — Ударение он почему-то поставил в первом слоге. — Может быть, где-то далеко после запятой какая-нибудь значащая цифирка вероятности и присутствует, но невооруженным глазом ее не видно…

— Ты так говоришь, будто знаешь, какой мир должен существовать на самом деле…

— Я и вправду знаю.

И снова я ему поверил. Безотчетно и безоговорочно, как бы это нелепо ни выглядело. Как верит на слово учителю первоклассник. Но все равно не удержался, чтобы не подколоть:

— Скажи еще, что сам там был…

Он посмотрел на меня сквозь бокал, как светская дама в лорнет. Поджав с сомнением губы.

— Ну вот сказал…

Положение сложилось глупое. У меня не было достойного выбора. Начать с ним спорить? Нелепо. Воскликнуть: «Ой, неужели? Ну, скорее расскажи, как у них там?!» Тем более. Оставалось только тоже плеснуть себе в рюмку, кивнуть и выпить. Андрей поддержал.

— Ладно, давай дальше, — избрал я беспроигрышный на данный случай вариант.

— Дальше так дальше. Удобная у меня сейчас позиция. Что ни наговорю, все в равной степени может быть правдой и ложью. А тебе по-прежнему придется мучиться, что я за странная личность такая. Или любитель от скуки сказки рассказывать, «травить», по-флотски выражаясь, или действительно уникальный времяпроходец. Но это, как говорится, твои проблемы. А я хоть душу отведу. Только если ты ждешь судьбоносных откровений или приключений, леденящих душу, так ничего такого не будет. Твои похождения не в пример увлекательнее. Давай только перейдем на диван и откроем балконную дверь. Надымили мы, как сапожники.

Дождь к тому времени перестал, и в кают-компанию хлынул влажный, прохладный воздух. Продолжало смеркаться, небо по-прежнему затягивали низкие многослойные облака, у горизонта серо-черные, что предвещало дальнейшее ухудшение погоды.

— Примем за исходную посылку, что реальность, которую ты считаешь родной для себя, хотя и возникла где-то на рубеже 1904–1905 годов, неоднократно пересекалась с этой, в которой мы сейчас предположительно находимся… — тут он с сомнением покачал головой. — Или уже и в ней не находимся, потому что как-то все вокруг стало непонятно… Ну да бог с ним, на предысторию вопроса это не влияет. Итак, допустим, пересечения имели место неоднократно, иначе как бы я вообще к вам попал? И многие другие странности в истории подтверждают мою гипотезу. Можно даже представить наши две и еще энное число реальностей свитыми в виде шнура, соприкасающиеся и взаимодействующие через определенный шаг. Но это уже задача для теоретиков. Я же не более чем путешественник, эмпирик прежних времен, который сообщает об увиденном, но избегает строить гипотезы. Очередное соприкосновение миров, — продолжил Андрей, — состоялось чуть больше полутора лет назад. Мы с Ириной совершали такое же, как сейчас, увеселительное плавание и поняли, что случилось нечто удивительное, лишь зайдя в Аделаиду. Хорошо, что у вас здесь очень либеральное отношение ко всякого рода формальностям — таможенным, пограничным… В нашем мире тебе, например, пришлось бы куда труднее.

— Они так сильно отличаются? — поинтересовался я, решив пока что воспринимать все его слова как данность.

— Иногда — чрезвычайно, а иногда почти и нет. Тоже по причине их взаимопроникновения, я думаю. Есть ведь масса деталей, изначально общих: прежде всего — история до развилки у нас одна, все построенные до 1905 года здания и вообще любые предметы, книги в том числе. Многие из них, допускаю, реально существуют и для нас, и для вас одновременно, и одновременно же используются. Это предположение, кстати, великолепно объясняет все случаи полтергейстов, загадочных преступлений и исчезновений людей, психических заболеваний, ясновидения, пророчеств, невероятных озарений. Вот черт, я все время отвлекаюсь, — виновато развел руками Андрей. — Давно не имел заинтересованного слушателя. Хочу изложить лишь факты, а тянет на философствования…

…Мне у вас очень понравилось, — продолжил он после короткой паузы. — Спокойная такая жизнь, приятная. Когда я в Москву приехал, так будто в сказку попал. Почти все так и не так одновременно. Целые кварталы и улицы совсем вроде и не изменились, в историческом центре, я имею в виду. Но вообще разница как между Восточным и Западным Берлином.

— В наше время? — уточнил я. — А почему такая вдруг разница тебе померещилась? Я в Берлине бывал, ничего особенного не заметил, даже внимания не обратил, где там солнце встает, где садится…

— Именно. Один город, одинаковые улицы, одной архитектуры дома. Только у нас после Второй мировой союзники город пополам поделили. Восточный — коммунистический, Западный — витрина капитализма. И бетонная крепостная стена посередине. За сорок лет разница получилась сугубая. Так же соотносятся ваша Москва и наша. Особенно меня Красная площадь потрясла. Кремль, Торговые ряды, Исторический музей на месте, а Василия Блаженного нет. Вместо него нечто непонятное. А главное — Мавзолей с некрополем отсутствуют.